Определение "язык вражды" появилось в России сравнительно недавно, как только возникла необходимость вразумительно описать различия между тем, что в англоязычном мире называется "hate speech", и свободой слова. Однако понятие "язык вражды" оказалось для России настолько непривычным, что под ним стали понимать "и журналистскую небрежность и некорректность" (политическую некорректность, "неполиткорректность", как говорят наши западные коллеги). Нельзя не заметить, что при таком понимании границы "языка вражды" раздвигаются слишком широко, и единственным лекарством против этой болезни становится "политическая корректность" – технология, нередко ассоциирующаяся с ханжеством. Действительно, несоразмерное с общественной пользой применение этой технологии может иметь своим результатом внесение поправок в гигантский объем литературных памятников – от древних священных писаний до Марка Твена и Федора Достоевского. Само по себе, расширение понятия "язык вражды" не несет в себе ничего полезного, так как начинает включать и те случаи, когда выраженное этим языком религиозное отличие, как это было отмечено в процессе над "Свидетелями Иеговы", является лишь частью вероучения, религиозной традиции. Говоря "наши верующие", религиозная организация отнюдь не стремится унизить другие учения, но обращается к тому идеалу, который положен в основу ее собственной традиции. Очевидно, что, преследуя по видимости благую цель искоренения розни, расширительная трактовка понятия "язык вражды", который, к тому же, должен быть запрещен как сеющий рознь, приведет к запрету на всякое заявление об особости пути, избранного верующими. Далее последует вполне естественное искоренение отличий в виде внешних признаков религии - платков, крестов и кип, а потом и попытки преследовать тех, кто молча устраняется от общения с "внешними", - например, староверов из красноярской деревни Мариинка. А вдруг, - спросит какой-нибудь излишне ревностный служитель права, - прячась от посторонних за плотно задернутыми занавесками, староверы выражают социально-политическое пренебрежение к людям остального мира? И заставят староверов во имя политической корректности участвовать вместе с большинством в безумной пляске мирских радостей. Взяв за основу американскую трактовку "языка вражды", авторы последних исследований о ксенофобии, о которых рассказывал наш Портал, пренебрежительно отнеслись к российским реалиям. В Америке официоз - по крайней мере, до периода правления администрации Буша-младшего, - исключал религиозную составляющую. Хотя американский образ жизни и подразумевал многие косвенные отсылки к христианским корням - как в словесной форме, так и в виде барельефов с десятью заповедями, - государство всячески подчеркивало свою светскость. Советский Союз, напротив, всячески демонстрировал парарелигиозный характер своей идеологической основы… В 1980-е язык газеты "Правда" достиг невообразимых высот политической корректности. "Как сообщает белградская газета "Политика", в автономном крае Косово произошли новые беспорядки, в которых приняли участие несколько сотен студентов. К ним присоединились другие группы, - писал этот источник информации в конце 1981 года. - Спокойствие в городе Приштина было восстановлено, как сообщает газета, лишь после вмешательства сотрудников государственной безопасности". Какой национальности были студенты и члены "других групп", читателю знать не положено, ведь это могло вызвать упреки в недостаточном интернационализме. Самым страшным журналистским преступлением тогда было упоминание национальной или религиозной принадлежности участников беспорядков. Впрочем, иногда мелькают косвенные упоминания: "Очередной скандал разразился в Италии в ходе следствия по делу масонской ложи 'П-2'", в Польше с неопределенного "церковного амвона" проповедуют "Солидарность", "'исламские революционные трибуналы' выносят новые приговоры членам организаций, вставших на путь вооруженной борьбы против иранского правительства". И время от времени очередной "митрополит" принял участие в очередной миротворческой межрелигиозной конференции. На последней полосе "Советской России" любили писать про удивительные традиции Монголии, Индии и других братских стран, где Новый год встречают в другое время. Однако в любой такой материал вливалась обязательная нотка политкорректности: "Как и у нас, новогодняя почта Индии заполнена поздравительными открытками, адресованными родственникам и друзьям". В тех же, крайне редких случаях, когда советские средства массовой информации все-таки рассказывали о каком-нибудь "деле верующих", они делали это либо в тоне этакого пренебрежения - "тунеядцы", "спекулянты", либо с апломбом - вот, заблуждался человек, а теперь раскаялся, признал свои ошибки. Подобная "осторожность" в обращении с огнем веры привела к распространению в СССР убеждения, что религиозные различия остались в прошлом, а общность обрядов и праздников разных народов лишь подтверждает этот тезис. Впрочем, этнограф Юрий Бородай, ныне покойный, успел тогда выпустить толстый том, посвященный как раз утверждению появления "советского народа" вместо сотни с лишним, имевших различные обряды и вероисповедные правила. Ситуация весьма запуталась во время празднования 1000-летия Крещения Руси, когда одни и те же черные "членовозы" привозили в Большой театр "слуг народа", по должности считавших вредными всякие там крещения. С принятием демократического законодательства в отношении религии российское общество увидело лишь множество совершенно неизвестных символов, вообще не ассоциировавшихся с религией. Журналистам и иным публичным людям ничего не оставалось, как вновь прибегнуть к различиям типа "наше" и "не наше". По отношению к "нашему" автоматически была возрождена былая политкорректность: чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть основной массив публикаций о епархиальных архиереях РПЦ МП. Более того, слепо копируя лучшие образцы газеты "Правда", современные авторы даже не замечают, насколько смешными и саморазоблачительными выглядят новостюшки вроде той, где "в первый день после выборов главы администрации области епископ Архангельский и Холмогорский Тихон совершил благодарственный молебен". Иногда кажется, что различия между светской и церковной властью в представлении журналиста настолько стерты, что многие с легкостью бы приняли совмещение постов, скажем, епископа и губернатора. Другое дело, что стали заметны некие территориальные различия - здесь живут "москвичи", а там - "кавказцы". И если их расселить, то можно устроить этакое уважение религий по территориальному признаку. Жителям православной территории - и губернатор православный нужен, и школа, в других же территориях - в зависимости от того, что власть сочтет нужным. Отсюда и проблема кришнаитов - все время примеряют к ним территорию Индии, как будто не догадываются о разнообразии господствующих там религий. Другая сторона медали - это попытка вновь установить "государственную монополию" на религию. Понятно, что территориальный признак не всегда позволяет журналисту оставаться в рамках упомянутой советской политкорректности. Если 11 % детей все-таки не хотят изучать православие, то придется все время их упоминать, что разрушит привычное единодушное "одобрямс". Да и в армии религиозные различия создают известное неудобство - не получается одним полковым батьком обойтись. А если, как и раньше, подразумевать единую религию, то не надо будет особо задумываться, о чем говорят и пишут. Когда красноярский телеканал говорит "официальная церковь возмущена", его редактор совершенно явно полагает, что всем понятно, о какой религии он говорит, хотя в самой новости слово "православный" вообще отсутствует. Если мы читаем "сектант" или "сектантский", то обычно это должна быть любая - неважно, зарегистрированная или нет, - конфессия, которая не входит в список былого "официоза". В СССР было, как предполагал неискушенный читатель "Правды", одно православие (с центром в Москве), одно мусульманство (с центром в Уфе), один буддизм (с центром в Улан-Удэ), один иудаизм (с центром у раввина Шаевича). Все остальное - "сектантство"… Настоящие проявления российского "языка вражды", увы, остаются незамеченными. Проблема не в том, что пресса пренебрежительно упоминает евреев, кавказцев или русских, а в том, что она по большей части вообще игнорирует религиозное разнообразие и не знает, как научиться его уважать. Редко, очень редко, встречается по-настоящему заинтересованный взгляд хотя бы на ситуацию в православной среде. О русских старообрядцах чаще пишут в Латвии, чем в России. Буддисты Тувы и Калмыкии на фоне бурятского хамбо-ламы Дамы Аюшеева по большей части выглядят скромным подразделением общей буддийской "дивизии", хотя на самом деле хамбо-лама открыто высказывает свое неуважение к Далай-ламе - "за всю трехсотлетнюю историю буддизма в России мы никогда никому не подчинялись". И ведь пресса этого высказывания даже не заметила, поскольку тоже, видимо, полагает, что в советской парарелигии не было подчинения загранице, было всенародное "единодушие". Квинтэссенция идеологии возрождения прежнего "единства в вере" и прежней политкорректности - слоган, начертанный на одном из транспарантов Союза православных хоругвеносцев: "Слава Христу, смерть Антихристу". Чтобы люди, привыкшие к фразеологии классовой борьбы, не заблуждались относительно его истинного значения, транспарант принесли на антикришнаитский митинг на Пушкинской площади. Все христиане, уверены лидеры СПХ, должны быть в едином строю и под единым лозунгом. И, желательно, погибнуть в борьбе, чтобы потом на этом материале вновь можно было проповедовать: "Памяти павших будьте достойны"... Однако надежды на былое единодушие едва ли оправдаются - и потому, что на самом деле в России и в современном мире нет "официальной религии", и потому, что религиозное разнообразие уже утвердилось. А отчасти и благодаря тому, что былую политкорректность сменил пресловутый "язык вражды" - благодаря ему, теперь никто не спутает "благонадежного" баптиста с "подозрительным" кришнаитом, а последнего – с "изувером из секты Свидетелей Иеговы". Валерий Никольский, для "Портала-Credo.Ru" |
